ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ МЕР МЕДИЦИНСКОГО ХАРАКТЕРА И ИХ РАЗВИТИЕ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ ДО 1917 ГОДА

Бабкин Л.М., Булатецкий С.В., Винник О.Л., Сусло Е.А.

Московский университет МВД России имени В.Я. Кикотя, Рязанский филиал,

г. Рязань

Аннотация: в статье рассмотрены основные периоды развития правовых норм в отношении людей, страдающих психическими расстройствами.

Ключевые слова: душевнобольной, преступление, принудительные меры медицинского характера, психическое расстройство, психическое состояние, уголовное право.

Наряду с закреплением права на медицинскую помощь ныне действующее законодательство предусматривает и осуществление принудительных мер медицинского характера (в дальнейшем ПММХ) в отношении лиц, совершивших преступление, в целях их излечения, улучшения их психического состояния, а также предупреждения совершения ими новых преступлений (ст. 98 УК РФ), в связи с тем, что в последние годы увеличивается количество дел по рассмотрению вопроса о применении принудительных мер медицинского характера, о прекращении, изменении или продлении их применения. С позиций уголовного права принудительные меры медицинского характера призваны обезопасить общество от посягательств лиц, страдающих психическими расстройствами, при этом они позволяют оказывать таким лицам специализированную помощь с целью улучшения их психического состояния [1].

Применение ПММХ является комплексным правовым институтом, который включает в себя нормы отраслей права, как уголовно-процессуальные, уголовные и иные, а также нормы, регламентирующие судебно-экспертную деятельность. Назначение ПММХ относится к исключительной компетенции суда (п. 2 ч. 1ст. 29 УПК РФ). Понятие «применение» охватывает: назначение этих мер, их продление, изменение и прекращение (отмену) [2]. ПММХ является в какой-то степени одной из мер безопасности, предусмотренных УПК РФ и назначаемых судом по правилам, установленным гл. 51 УПК РФ, к лицам, совершившим уголовно наказуемые общественно опасные деяния или преступления и одновременно с этим страдающими психическими расстройствами, включая алкогольную или наркотическую зависимость, которые обусловливают опасность таких лиц для себя или окружающих.

Обращаясь к истории применения ПММХ, следует отметить, что болезни психического характера существовали еще в Древнем мире, задолго до настоящего времени, но в далеком прошлом, человек был занят своим выживанием и ему было особо некогда задумываться о том, почему некоторые люди отличаются своим поведением от других. Не было в те времена таких понятий как «душевнобольные», «душевные болезни», «психически больные» и т. д. Люди просто считали, что таких людей постигла кара богов небесных за их прегрешения, либо их поглотили «духи» и они «одержимы духами». Такое отношение к психически нездоровым людям сохранялось до средних веков с небольшим видоизменением, но сохранением основной сути: сумасшествие принимали за действие нечистых сил, либо за кару богом греховности людей. В то время, некоторые душевные болезни все-таки признавались исключающими вменяемость, но от уголовного наказания они не освобождали больных. Так людей, которые страдали религиозным помешательством, признавали преступниками, совершившими самое тяжкое преступление. Их подвергали мучительным пыткам и казням. Из всего вышеописанного видно, что на те явления, которые современной медициной признаются как симптомы тяжелого заболевания, существовал общий ложный взгляд, и все эти симптомы считались признаками преступления.

Но такого взгляда придерживались не поголовно все ученые того времени. Еще врачи Древней Греции, к примеру Гиппократ, имели точку зрения схожую с современными взглядами, а именно, что сумасшествие не преступление, а представляет собой болезненное состояние. Это знание было забыто в смуте средних веков, и оно было «вновь открыто» трудами врачей трех последних столетий, когда на смену религиозному рвению инквизиции пришло убеждение, что помешательство не имеет ничего общего с сверхъестественными силами.

В XVIII веке довольно часто встречаются постановления, выдающие предписания содержать помешанных в тюрьмах как преступников, если родственники не могли принять их к себе. Не существовало в то время медицинских учреждений для лечения такой категории лиц, как сумасшедшие! Одна и та же тюрьма служила домом как для преступников, так и для душевнобольных. Лечением естественно там не занимались, а всего лишь усмиряли припадки больных телесными наказаниями и всевозможными истязаниями.

Такая ситуация продолжалась вплоть до 1776 г., когда Екатерина II Великая своим указом предписала содержать душевнобольных преступников в Суздальском монастыре нескованными и обращаться с ними «с возможною по человечеству умеренностью». То, что указ был издан, далеко не означало того, что в действительности отношение к душевнобольным стало более гуманным. Обращение с душевнобольными, которые даже не совершили никаких преступлений, в «сумасшедших домах» еще спустя почти столетие отличалось жестокостью и было направлено не столько на их лечение, сколько на усмирение [3]. Обязанности общественного призрения исполнялись служителями церкви и монастырей, куда направлялись душевнобольные, совершившие криминальные деяния, «для содержания и исправления».

В XV-XVIII веках широкое распространение приобрела практика помещать психически не здоровых людей, совершивших преступления в монастыри. Следует подчеркнуть, что совершившие особо-опасные деяния помещались в тюрьмы. Свое правовое начало и закрепление институт ПММХ получает в отдельных положениях Свода законов 1832 г., в которых говорилось об обязательном осуществлении специального принудительного лечения душевно больных лиц, совершивших убийство [4]. Психически больных лиц освобождали от уголовной ответственности за совершение «в состоянии безумия или сумасшествия» любого преступления, и даже убийства [5]. Так же впервые появилось такая процедура, как принудительное лечение, но только подразумевалась она для тех, кто совершил убийство. Лиц, совершивших убийство в состоянии сумасшествия или безумия, помещали в дом сумасшедших для лечения. Если в течении пяти лет у больного не замечались припадки сумасшествия, он, как говорилось в Своде, освобождался из больницы под поручительство семьи или других лиц, но только в случае разрешения министерства внутренних дел. Впоследствии срок был сокращен до двух лет.

Существующее уголовное законодательство было разрозненно и трудно исполнимым. Проведенная Николаем I систематизация российского законодательства в области права уголовного завершилась в 1845 г. изданием Уложения «о наказаниях уголовных и исправительных» [6]. Именно в этом уложении решались вопросы принудительного лечения. Было сформулировано понятие о невменении в вину «преступления». Лица (безумные или сумасшедшие), которые совершили убийство или поджог заключались в дома умалишенных даже в том случае, если родственники были согласны взять такое лицо под опеку и лечить его у себя.

Так же этим новым уложением предусматривалась возможность отдачи больных, совершивших преступление в припадке беспамятства, на попечение родителям, родственникам, посторонним, желающим взять больного к себе.

Таким образом можно подвести итог, что основным источником норм материального права России до отмены крепостного права являлось Уложение «о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 г. Это Уложение включало в себя положения о невменяемости, предусматривало возможность принудительного помещения умалишенного в дом умалишенных, а больных, страдающих припадками, – в больницу. Но все-таки своей целью указанные нормы больше были призваны «отградить» душевнобольных лиц от общества, а лечение, как цель, была второстепенной. Но определенные сдвиги в этом направлении были и следует отметить, что в этот период уже применялось принудительное лечение, хотя термин «принудительное лечение» в уложении пока не был применен. Само Уложение, по мнению Н.С. Таганцева, отмечалось невыдержанностью юридической терминологии, сложностью и противоречивостью [7]. Именно из -за сложности этого Уложения было очень трудно применить его на практике и возникла острая необходимость в его переработке, что и было в последующем осуществлено.

В конце первой половины XIX века возникла опасность революции, что поставило вопрос о необходимости улучшения деятельности судебных и следственных органов. Под руководством Д.Н. Блудова в 1859 г. был составлен Устав уголовного судопроизводства и вступил в действие, после подписания его императором России 20 ноября 1864 г. Он определял процессуальный порядок проведения судебно-психиатрической экспертизы. На первом этапе происходило освидетельствование обвиняемого судебным врачом. Если врач считал, что лицо психически неполноценно и это подтверждалось различными доказательствами, то следователь передавал дело прокурору. На втором этапе экспертизы все действо происходило уже непосредственно в зале суда, куда дело направлялось прокурором. Особое присутствие окружного суда в специальном определении могло признавать заключение экспертов достаточным, и тогда дело прекращалось, либо обвиняемого направляли на испытательный срок в лечебное заведение на определенный срок.

Большие новшества в порядок освидетельствования «безумных и сумасшедших» внес закон от 27 апреля 1882 г., который включал в себя положение об освобождении обвиняемого от уголовной ответственности только при условии, что он совершил преступление в невменяемом состоянии.

Следующем шагом эволюции уголовного законодательства является проект Уголовного уложения 1903 г, который. был опубликован в полном виде в этом же году [8]. Уголовное уложение 1903 г. является последним фундаментальным, всеобъемлющим законодательным актом «царской» России в области материального уголовного права. В этом Уложении к лицам, совершившим преступное деяние в состоянии невменяемости, при условии, что суд считал опасным оставить такое лицо без особого за ним присмотра, применялись следующие меры:

– отдача таких лиц под ответственный надзор родителей или каких-либо других лиц;

– помещение таких лиц в специальные врачебные или иные, устроенные для этих лиц заведения [9].

Законодателем задумывалось, что, только обсудив психическое здоровье человека и изучив экспертизы, суд со всей объективностью, тщательностью и осторожностью обратится к принудительным мерам медицинского характера. Именно поэтому суду предоставили выбор, применять ли такие меры к опасным больным или в их применении нет необходимости. Но ввиду того, судьи тоже люди, им было иногда свойственно совершать ошибки при рассмотрении дела и бывали случаи, когда лицо, представляющее опасность для себя и окружающих, оставалось на свободе и продолжало совершать преступления.

Список литературы:

1. Булатецкий С.В. Принудительные меры медицинского характера, как профилактика общественно опасных действий лиц с психическими расстройствами / С.В. Булатецкий, Р.М. Воронин // Социально-экономические и правовые меры борьбы с правонарушениями: материалы межрегиональной научно-практической конференции. Рязань, 2013. – С. 107-112.

2. Бабкин, Л.М. Развитие законодательства Российской Федерации в сфере применения принудительных мер медицинского характера в соответствии с решениями Европейского суда по правам человека (обзор практики и законодательства) / Л.М. Бабкин, С.В. Булатецкий // Актуализация проблем реализации принципов уголовного судопроизводства в правоприменительной деятельности: сборник статей. – Рязань, 2015. – С. 9-26.

3. Курс советского уголовного права. Т. 2. – М., 1970. – С. 245-246.

4. Булатецкий, С.В. Принудительные меры медицинского характера в уголовном судопроизводстве: история и современность. Отечественный и зарубежный опыт / С.В. Булатецкий, Л.М. Бабкин // Вестник Рязанского филиала Московского университета МВД России. – 2014. – № 8. – С. 14-21.

5. Голоднюк, М.Н. Развитие российского законодательства о принудительных мерах медицинского характера / М.Н. Голоднюк // Вестник Московского университета. – Серия 11. Право. – 1998. – № 5. – С. 44.

6. Российское законодательство X-XX веков. Т. 6. – М., 1988. – С. 174.

7. Таганцев, Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. I. / Н.С. Таганцев. – СПб, 1902. –С. 221.

8. Журнал общего собрания Государственного совета по проекту Уголовного уложения. – СПб. 1903.

9. Таганцев, Н.С. Уголовное уложение 22 марта 1903 года. / Н.С. Таганцев. – СПб. 1904. – С. 69-77.

Сведения об авторах:

Бабкин Леонид Михайлович – к.ю.н., профессор кафедры уголовного процесса Рязанского филиала Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, e-mail: babkin1949@yandex.ru

Булатецкий Сергей Владиславович – д.м.н., доцент, начальник кафедры криминалистики Рязанского филиала Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, e-mail: dr_bsv@mail.ru

Винник Оксана Леонидовна – аспирант Академии ФСИН России

Сусло Евгений Александрович – старший преподаватель кафедры криминалистики Рязанского филиала Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя.